Девять карет ожидают тебя - Страница 24


К оглавлению

24

Я стояла на коленях и думала, что потеряла рассудок. И ослепла. Никого и ничего не видела, но пыталась встать на ноги. Вынырнула из тумана, оперлась на перила.

Все-таки я не сошла с ума. Это оказался не Леон де Валми, хотя тридцать лет назад он, наверное, именно так и выглядел. Очень красивый, высокий, разъяренный и сильный. Я села.

— Вы ранены?

— Нет.

— Я задел вас?

— Нет.

— Все в порядке?

— Да, спасибо.

Дыхание его выровнялось, но разозлился он еще больше.

— Тогда не будете ли вы так добры объяснить, какого дурацкого дьявола вы стояли в тумане посередине дороги? Я вас, черт возьми, почти убил, я вы это вполне заслужили!

Шок на меня тоже действовал, и я не привыкла, чтобы на меня орали. Я перестала ощупывать одежду, подняла голову в уставилась на него не менее яростно.

— Это — частная дорога, и я имею полное право стоять, сидеть или лежать на ее середине, если хочу! Я вас не ждала, совершенно забыла, что вы собираетесь приехать, и в любом случае неправильно нестись с такой скоростью, частная эта дорога или нет!

Пауза, он явно растерялся. А потом сказал мягко:

— Всего пятьдесят в час, а дорогу я знаю, как свой карман.

— Пятьдесят! — Я почти визжала. — Километров, надеюсь!

— А чего же еще?

— Все равно слишком быстро, и туман.

— Я хорошо видел дорогу, а машина на поворотах сидит плотно, как наседка на яйцах.

— Все равно она меня почти задавила!

— Понимаю. Но никак не мог ожидать, что кто-нибудь стоит посередине моста в это время ночи… и вообще не ясно, почему я должен оправдываться в том, что не задавил вас. Может теперь объясните, почему вы считаете себя вправе стоять, или вы намеревались лежать, посередине этой конкретной частной дороги? Это, знаете ли, поместье Валми…

Я вытирала руки платком.

— Да. Я здесь живу.

Он удивился, прищурил глаза:

— Вы определенно не одна из…

— Служанок? В некотором роде. Я гувернантка Филиппа.

— Но мне сказали, что она — английская девушка.

Я почувствовала себя так, будто он ударил меня в живот. Впервые я осознала, что ругались мы по-французски. Я выпала из душевного равновесия и отвечала автоматически, не думая, на том языке, на котором он задавал вопросы. Я сказала жалко:

— Забыла…

— Вы англичанка?

— Линда Мартин, из Лондона. Я здесь три недели.

— Тогда позвольте поздравить с несомненными успехами.

Второй шок окончательно лишил меня рассудка. Сухая интонация почти превратила Рауля в Леона, я ответила очень пискляво:

— Вы прекрасно понимаете, что я не могла выучить французский за три недели. Поэтому не добивайте меня, не предавайте, плюс к тому, что сбили с ног.

Он имел все основания меня уничтожить на месте, но всего-то и сказал:

— Извините. Уже можете двигаться? Не стоило мне тут занимать вас разговорами, вы должно быть не в себе. Давайте сядем в машину, и я отвезу вас в дом.

Как и его папа, он умеет обезоруживать.

— Я в порядке, — сказала я, и позволила взять себя под руку, мои коленки тряслись.

— Вы хромаете, все-таки пострадали.

— Это не вы. Я упала, когда пыталась отскочить. Немного ногу подвернула, только и всего.

— Думаю, чем скорее я отвезу вас в замок и дам выпить, тем лучше.

Большой автомобиль стоял весь перекошенный в грязи на краю дороги.

— Он не сломался?

— Не думаю. Надо немного его развернуть. Как вам удобнее, подождать снаружи или сразу сесть через мою дверь?

— Если вам все равно, то лучше сесть.

Он подсадил меня в свой выигранный лимузин, пахло сигаретами и дорогой кожей, я откинулась на огромном роскошном сиденье и почему-то вспомнила как в приюте Констанс Бутчер одна девочка говорила: «Если соберешься попадать под машину, то уж по крайней мере выбирай Роллс-Ройс». Я подумала, что «Кадиллак» ничуть не хуже. Постепенно до меня начало доходить, что я чуть не умерла, и притом возможно сломала очень дорогую машину. Рауль сел за руль и мы плавно тронулись с места.

Мы вдруг остановились, машина замерла, мощно покачнувшись.

— Et voila, — сказал он и улыбнулся.

Когда его рука потянулась к ручному тормозу, я жалко пропищала:

— Месье де Валми.

Рука остановилась.

— Да?

— Я хочу извиниться. Мне очень стыдно, правда. Не будьте таким великодушным. Я понимаю, что это моя вина, и вы заставляете меня чувствовать себя муравьем. Я не должна была быть на дороге, вы спасли мне жизнь, а я нагрубила, а девяносто девять людей из ста на вашем месте просто размазали бы меня отсюда до Мадагаскара. И я, как жалкое ползучее насекомое. И, — закончила я совсем уж по-идиотски, — если ваша машина сломалась, можете вычитать стоимость ремонта из моей зарплаты.

К концу моей речи он хохотал.

— Спасибо. Она цела.

— Правда? — спросила я подозрительно.

— Да. Ни царапины. Мне послышался какой-то скрежет, но, очевидно, просто ветка попала под колесо. Поэтому не надо извиняться. Это буду делать я.

— Ну и хорошо. Я совершенно одурела, не знаю, что делаю и говорю, извините. — Он молчал, вроде чего-то ждал. Не двигался, смотрел на меня очень серьезно. Я сжала руками колени, чтобы собраться с силами и продолжать. — Я так мало понимала, что говорю, что выдала себя.

— Когда заговорили на французском.

— Да.

— Это интересно. Значит, я прав?

— Что они не знали, что я частично француженка, когда брали меня на работу?

— Да. Я вас не нанимал, вы не обязаны объяснять. Но просто интересно, вы что их нарочно обманули?

— Боюсь, что так.

— Почему?

— Хотела здесь работать.

— Не понимаю…

— Мне нужна была эта работа. Попробую объяснить почему, но, думаю, вы не поймете… Я воспитывалась в Париже. Когда мне было четырнадцать, мама и папа погибли в автомобильной катастрофе. Папа писал сценарий для фильма, который должны были снимать в Венеции, и мама поехала с ним. Детали тут ни при чем, но закончила я в приюте в Лондоне. Вы когда-нибудь были в приюте?

24