Девять карет ожидают тебя - Страница 16

— Здесь и так всего много.

— Да. Все пробуждается. Два хороших урожая, и можно крышу починить… — Он засмеялся. — Смешно, что здесь всем до всего есть дело. А быть гувернанткой, наверное, гнусно, нет?

— В книжках, конечно, бывает, наверное, и на самом деле, но мне нравится. Мне нравится мой ученик Филипп и само место.

— А не одиноко, так далеко от дома и Англии?

Я засмеялась:

— Если бы вы знали! Мой дом в Англии — семь лет в приюте. Гувернантка или нет, Валми для меня — роскошное приключение.

— Да, наверное, вы этого и хотите, приключений?

— Конечно! А кто не хочет?

— Я, например.

— А я думала, все мужчины мечтают прорубать себе путь мачете через мангровые топи и стрелять во всяких стремительных существ. Волосатые коленки, костры и широкий-широкий мир.

Он усмехнулся:

— Я этим переболел в очень раннем возрасте. И что вообще такое мачете?

— Бог его знает. Оно у них всегда есть. А если серьезно…

— Серьезно, не уверен. Мне нравятся путешествия, перемены, новые явления и предметы, но… Хорошо все-таки иметь корни. Извините. Это бестактно.

— Нормально. Я понимаю. Каждому нужен… центр. Чтобы откуда-то выходить и куда-то возвращаться. Думаю с возрастом возвращаться делается приятнее, чем уходить.

Он улыбнулся.

— Да, я думаю именно так, но вы меня не слушайте. У меня склонность отставать от жизни, а вы идите вперед и укрощайте тигров. До сих пор у вас получалось нормально. Вы ведь нашли одного?

— Месье де Валми?

— Быстро сообразили. Он, значит, тигр?

— Вы имели в виду его. Почему?

— Репутация пламенная и непредсказуемая. Как вы с ним? Он какой?

— Очень вежливый и добрый, даже очаровательный. Вместе с мадам старается, чтобы я чувствовала себя дома. Я их мало вижу, но когда это случается, они очень добры… — Я посмотрела через площадь. Две женщины разглядывали нас с любопытством. Кто-то резко закричал и дети рассыпались, болтая и вскрикивая, как сойки. — А вы почему тут оказались? Расскажите о своей работе.

— Особенно нечего.

Он рисовал ложкой на скатерти и рассказывал об очень разумной жизни. Приятный благополучный пригородный дом, школа, два года в армии, никаких событий более существенных, чем маневры. Потом университет, четыре года тяжелой работы с каникулами в Скандинавии и Германии. Хороший диплом и решение заняться дальнейшими исследованиями каких-то болезней хвойных лесов, о которых он мне начал рассказывать с энтузиазмом — о каких-то жуках, предметах, называемых Phomopsis и Megatismus, и о том, что Hylobius, а не Pissodes в чем-то там повинны… Но в конце концов он остановился и покраснел.

— Вот почему я здесь. Месье де Сен-Вир — очень порядочный человек для француза, мой отец знал его во время войны. Он дал мне работу своего рода и платит немного за то, что я, в сущности, занимаюсь собственными исследованиями. Я получаю опыт и ценный материал, мне нравится. Люди здесь заботятся о своей земле, но еще многому надо учиться. Включая язык. Почему-то он мне не дается. Может, способностей нет. А очень бы пригодился.

— Если вы живете один с термометрами, не ясно зачем.

— Но я не все время там. Большей частью, там плантация, которой я занимаюсь и все мои вещи, и я там ночую, когда денег мало. Это конечно не редко. Но я часто спускаюсь в «Смелого петуха». Там шумно, но босс говорит на английском и пища хорошая… А это ваш маленький мальчик?

Открылись ворота в стене церковного сада, и Филипп появился в арке, а за ним — мощная фигура домоправительницы кюре.

— Да. Пора идти.

Я встала, ребенок меня увидел, сказал что-то женщине через плечо и побежал к нам через площадь.

— Хорошо, что вы ждали. Я сказал, что вы уйдете гулять, но вы — вот.

— Да, вот и я. Ты рано закончил, да? Кюре устал от тебя?

— Не знаю слова «устал».

— Ennuye.

— Нет. Он плохо себя чувствует. Устал, но не от меня.

— Печально это слышать. Филипп, это месье Блейк, он работает у месье де Сен-Вира. Comte de Valmi.

Они пожали друг другу руки, серьезность Филиппу шла.

— Над чем работаете, месье?

— Я — лесник.

— В Валми тоже есть лесники.

— Знаю, встречал их. Пьер Детрюш, Жан-Луи Мишо и Арман Лесток, который живет около «Смелого Петуха».

— Я их пока еще не знаю. Я здесь недавно, vous comprenez.

— Да, насколько я знаю, ваш дядя управляет этими вещами.

— Да, — сказал Филипп вежливо, — он мой опекун.

Он взглянул на меня триумфально от того, что вспомнил слово, но это придало ответу оттенок, который развеселил мистера Блейка.

Я торопливо заявила:

— Нам пора. Спасибо за кофе, мистер Блейк, очень рада, что мы встретились.

Я протянула руку. Англичанин взял ее и сказал:

— Пожалуйста, не исчезайте. Когда мы можем встретиться опять?

— Не такой уж я и вольный индивид. Иногда у меня свободно утро, но я так далеко не хожу.

— А вечером?

— Да нет. Иногда по пятницам или воскресеньям.

— Тогда ничего не выходит. — Он выглядел разочарованным. — На этом уикенде я договорился встретиться с приятелями. Может потом?

Филипп тихонько потянул меня за руку.

— Мне правда пора. Давайте не будем забивать себе голову? Наверняка встретимся, долина не такая уж и большая. И спасибо еще раз…

На мосту я обернулась и увидела, как он с деловым видом собирает бинты, пластырь и прочие средства, которые должны сделать приятной жизнь на высоте четырех тысяч футов. Я понадеялась, что он не забудет купить коньяк.

6

Вечером привычный покой нашего существования нарушился. Попили чаю, легкие апрельские сумерки заглядывали в незанавешенное окно на жизнерадостный свет лампы и камина. Филипп играл в солдатиков на ковре, а я, как часто у нас происходило, читала вслух. Вдруг я услышала, что вверх по зигзагу едет машина. Было тепло, и длинные двери на балкон стояли открытыми. Мотор ревел все ближе, менял тон. Я остановилась и посмотрела в сторону окна. Филипп тоже.